Почувствовав, что между двумя заместителями может начаться словесная перепалка, резидент поспешил закрыть совещание. В заключительном слове он между прочим сказал:

— Сегодня мы не коснулись такого важного направления, как работа против Китая. Не скрою, лучше всех себя проявил в этой сфере товарищ Георгий!.. Он расскажет нам о специфике разработки и вербовки китайцев на следующем совещании!..

Назвав мой шпионский псевдоним, резидент поглядел на меня с одобрительной улыбкой. В глазах остальных разведчиков, устремленных на меня, я прочитал зависть. Впрочем, она не могла испортить моей неожиданной радости, ибо я знал, что похвала резидента значит очень много. Видимо, меня ждет очередное повышение и звание подполковника. Что ж, оно будет мне весьма кстати!..

В состоянии некоторой эйфории я остановил в коридоре заместителя резидента по контрразведке и пожаловался ему на Алексея. Подошедший к нам мой напарник подтвердил мои слова и даже сказал, что Алексей совсем обнаглел, видимо но причине полной безнаказанности, и об этом следует сообщить в ЦК КПСС…

Главный контрразведчик резидентуры не только не разделил нашего негодования, но, наоборот, посмотрел на нас отчужденным, укоризненным взглядом.

— Что ж, вы можете такую жалобу написать, и мы перешлем ее в ЦК КПСС. Но имейте в виду: тем самым вы официально поставите в известность руководство страны о том, что японцы знают о вашей принадлежности к советской разведке. После этого вас уже нельзя будет использовать на работе в резидентуре, и вы сами закроете себе путь за границу. Так что подумайте, стоит ли писать! — усмехнулся он и быстро зашагал в свой кабинет…

Меня словно окатили кипятком, я почувствовал, как запылали от стыда мои щеки. Сердце ныло от горечи и обиды: я давно, чуть ли не с детства, привык к вывернутой наизнанку, ненормальной и непонятной обычным людям логике КГБ Но я и предположить не мог, что в своем коварстве она может дойти до того, чтобы превозносить преступника и наказывать его жертву. Став через несколько лет одним из помощников начальника всей научно-технической разведки, я, разумеется, изучил эту логику гораздо лучше…

Кроме того, я наконец с горечью убедился еще в одной истине, все советские начальники заодно, где бы они ни работали — в ТАСС, КГБ, МИД или еще где-нибудь. Потому что на самом деле не имеет никакого значения то, где они работают, ибо всех их назначил ЦК КПСС и причислил к одному и тому же слою избранной партийной номенклатуры. Мы, рядовые разведчики, журналисты и дипломаты, также принадлежим к партийной номенклатуре, но как бы условно, на период заграничной командировки, да и то к самому нижнему ее слою. Алексей же, и У., и резидент, и посол ощущают между собой некое классовое единство, своего рода сословную спаянность.

Именно поэтому КГБ никогда не защищает своих сотрудников, если они подвергаются несправедливым нападкам руководителей учреждения прикрытия. Наоборот, он тотчас солидаризируется с этими начальниками и вместе с ними добивает разведчика до конца, досрочно откомандировывая его в Москву и разрушая его карьеру…

За полупрозрачным окном резидентуры спустились сумерки. Чувствовалась дневная усталость и хотелось поскорее вернуться домой. Однако нам, журналистам-разведчикам, надо было идти еще на одно собрание, партийное. Такие собрания проводятся не в общепосольском масштабе, а отдельно по профессиональным группам, в каждой из которых есть своя организация КПСС.

Есть такая организация и у дипломатов, поваров и шоферов, и даже у женщин, жен дипломатов. Пожалуй, они единственные относятся к собраниям с большим интересом, принаряжаясь специально по этому случаю, а под видом партийных новостей они обсуждают проблемы воспитания детей и кулинарные рецепты.

Тем не менее пропускать партийные собрания нельзя никому, даже нам, разведчикам. Посещаемость строго контролируется, ибо служит самым важным в нашей стране критерием политической благонадежности.

Своя организация есть и у нас, советских корреспондентов в Японии. Хотя никто из нас не работает непосредственно в посольстве, партийные собрания положено проводить там, в технически защищенной комнате, чтобы японская контрразведка не смогла узнать наших партийных секретов. Как таковых, секретов здесь, в общем, нет, но зато все доклады на партсобраниях проникнуты глубоко циничным, оголтелым коммунистическим духом, в своем стремлении к мировому господству не признающим никаких международных юридических и моральных норм Вот этот дух и является главным сектором. Если о нем узнают японцы, это действительно может нанести нашему мировому престижу некоторый ущерб.

Повестка дня нынешнего партийного собрания в полной мере отвечала этому духу, именуясь гак: «О задачах коммунистов по противодействию японо-китайскому сближению».

Хотя секретарем партийной организации был, кажется, все тот же Алексей, самым главным чувствовал себя в этот час корреспондент «Правды» Вдовин. Всегда скромный, разговаривающий тихим голосом и пишущий в своей газете очень мало статей о Японии, сейчас он удивлял всех нарочито хозяйскими, уверенными интонациями. Этим он как бы напоминал о своей принадлежности к ЦК КПСС, самому главному и как бы священному органу власти в нашей стране. Понимали это и мы, послушно исполняя указания Вдовина о том, кому и в какой очередности надлежит выступать.

Вначале Вдовин сказал несколько слов о том, какая ужасная страна Китай. Он стремится к мировому господству и хочет завоевать СССР. Слушать это было довольно странно, поскольку Китай все-таки социалистическая страна, а любая враждебная пропаганда против такой страны считается в СССР уголовно наказуемой. Есть даже специальная статья в Уголовном кодексе, предписывающая несколько лет тюрьмы за это. В реальной судебной практике эту статью, конечно, не применяют…

— И вот, когда я неофициально встречаюсь с товарищами из Японской коммунистической партии, — продолжал Вдовин, многозначительно понизив голос, — я всегда указываю им на опасный характер японо-китайского сближения и призываю японских коммунистов бороться против этого!..

Затем Вдовин потребовал, чтобы каждый из участников собрания встал и рассказал, что именно он, лично, сделал для того, чтобы подорвать японо-китайский союз. На языке советской бюрократии такое требование называется «партийной принципиальностью».

Первым выскочил, конечно, Алексей, очень дороживший отношениями с Вдовиным и усиленно изображавший тесную дружбу с ним. Бодрым тоном он поведал о том, что специально приглашал на ужин в ресторан «Гиндза Астор», одного из руководителей Киодо Цусин, в беседе с которым аргументированно показал лживость китайских руководителей и дал понять, что сближение Японии с этой ужасной страной может привести к войне с СССР.

Самое удивительное состояло в том, что и Вдовин, и Алексей поносили буржуазную японскую жизнь только на партийных собраниях, в действительности же восхищались ею. Каждый из них очень дорожил возможностью жить в Японии, наслаждаясь ее высокой бытовой культурой, прекрасным сервисом, здоровой и вкусной едой. Невероятно высокая японская зарплата давала им возможность содержать даже семьи своих старших детей, находившиеся в Москве и вынужденные существовать на скудный советский заработок. Служба ложной коммунистической идее с молодости исковеркала души обоих, приучив жить в обстановке раздвоенности, говорить дома одно, а на работе другое, писать статьи, политические оценки которых они сами же и не разделяли. Необходимость вести двойную жизнь делала их самих похожими на шпионов.

Корреспондент «Труда», профсоюзной газеты, встал и мрачным голосом сообщил, что недавно на беседе в СОХИО [6] агитировал японцев не развивать профсоюзных контактов с Китаем, потому что свободных профсоюзов там нет и все они находятся под пятой коммунистической партии и государственного аппарата.

«Чего же ты о нас не упомянул, ведь в СССР то же самое!» — мысленно усмехнулся я.